Entry tags:
О настроениях после Великого отступления
...мы узнаем
*Александров Александр Михайлович (1868-1921) - адвокат, публицист, участник ряда громких политических процессов, член Государственной думы IV созыва (работал в комиссиях по направлению законодательных предположений, по военным и морским делам, по судебным реформам, бюджетной и некоторых др.). С начала войны и до мая 1915 г. заведовал 1-м и 2-м перевязочно-перевозочными отделами 9-й армии. Беспартийный, входил в состав Прогрессивного блока. В дни Февральской революции - член частного совещания членов Государственной думы. Сотрудничал с Временным правительством в качестве эксперта, комиссара (по обследованию Черноморского флота в марте 1917 г., затем Екатеринославской губернии). После Октябрьской революции работал в кадетских организациях на Юге России. В эмиграции жил в Германии.
Из выступления члена Думы А. М. Александрова... о положении в стране на заседании № 5 Бюджетной комиссии Государственной Думы IV созыва 4-й сессии при рассмотрении сметы Министерства внутренних дел на 1916 год
16-17 декабря 1915 г.
[...]
Александров*: Я также хочу коснуться общих вопросов. Я нахожу, что настоящий момент в высокой степени тревожный. Тревожный потому, что {Голос: «громче».) - я постараюсь говорить громче, только, пожалуйста, меня не перебивать - позади нас уже есть исторический опыт. Война продолжалась 17 месяцев, и никаких секретов теперь для нас и все время переживающих эту историческую страду нет. Может быть, еще есть области государственной жизни, которые мы недостаточно знаем, но в общих чертах, в общих контурах нам все известно: и наше военно-стратегическое положение, и общественно-политическое. И все это внушает нам чувство тревоги, и этой тревогой проникнуты не только депутаты, но и вся страна, вся страна в буквальном смысле этого слова, так как в разрешение тех вопросов, которые в настоящее время поставлены историей, втянута мысль не только интеллигентных, культурных и полукультурных классов, но и мысли, и интересы народных масс. Достаточно поговорить с первым прохожим, с первым встречным, чтобы убедиться в том, что большие государственные вопросы перестали быть привилегией интеллигентных и культурных слоев, но что они в настоящее время интересуют самые широкие общественные слои. Таким образом, тревога, переживаемая нами, - это тревога всей страны, всей необъятной России, а эта тревога обязывает нас поставить некоторые вопросы руководителям нашей внутренней политики, ответствующим если не за то, что у нас происходит на стратегическом фронте, то, во всяком случае, - за внутреннее положение страны. Ни для кого уж не секрет, что мы стоим перед исторической развязкой, что это затишье на фронте знаменует и с нашей стороны, и со стороны наших врагов деятельную подготовку к будущему, и весьма возможно, что величайшие вопросы русской государственной, общественной народной жизни будут разрешены в течение грядущего лета. А это обязывает нас приготовиться к этому страшному моменту всеми силами, всей суммой нашего национального и государственного напряжения и сосредоточить около этого единую мысль и этого мирового стержня всю решительно сумму наших сил, настроений и волевых действий. Наши враги, зная нашу государственность, заранее торжествовали: они были убеждены, что как только немецкие корпуса обнажат свой меч, наш тыл расстроится, ибо та спайка государственная и общественная не была спайкой национально-культурной; она была спайкой полицейской, внешней и насильственной. И они были убеждены в том, что достаточно сильно ударить по этому старому историческому скелету, чтобы он рассыпался, а так как народ за это время, думали они, не успел еще создать ничего другого, то Россия дезорганизуется, и шествие германских корпусов будет победным. Они ошиблись, вы знаете, что они ошиблись. Теперь мы можем сказать с некоторой гордостью, что они ошиблись не потому, что наша государственность оказалась на высоте исторического положения, а потому, что, к счастью для России, наш народ, благодаря последнему десятилетию, а может быть и 50-летию, успел выработать другую скрепку - национальную и государственную, и сознание того, что в этот тяжкий момент родную страну нужно действительно защитить, забыв все... И вы знаете, что в течение долгого времени Россия представляла действительное единение и единение не за страх, а за совесть и в этом «за совесть» было истинное величие нашей родины. Ныли старые исторические раны, но боль была забыта во имя высочайших интересов родины. Никто из правительства того времени не может сказать, что нация и отдельные составные ее группы действовали недобросовестно, что они политиканствовали, что они ориентировались на войну искусственно, ибо тот исторический порыв чувств, свидетелями которого мы были, исключал всякую фальшь и всякую ложь. Нет, тут не было политиканства, а было огромное искреннее настроение. Но когда нация, Россия увидела и узнала то, что так тщательно скрывалось, когда начался этот страшный отход наших армий от Карпатских гор почти до линии Днепра, то Россия не могла не задуматься над тем, что происходит, и вы знаете, что она вторично употребила все свои силы, чтобы подпереть армию, и чтобы из всей слабой гражданственности и культуры экономической и технической выжать все, что может помочь армии в это исключительно страдное время. Начался второй подъем, летний, который окончился 3 сентября. Но тактика народа и его представителей не могла уже быть той тактикой, которая продолжалась до этого исторического момента. Сказать в это время nolli tangere figures mesa - «молчать безучастно смотреть» - было бы величайшим преступлением перед своей совестью и перед народом. И все наличные силы Государственной Думы, по крайней мере ее большинства, - не будем сейчас спорить о том, кто из нас заблуждался, а кто был прав, - сказали себе и вам: для того чтобы усилить наше военно-стратегическое положение, нужно сделать организационные усилия внутри самой страны, ибо мы ведем народную войну, и стратегии - это только наше лицо, это наши протянутые вперед руки; за армией стоит страна, и страна должна организоваться, чтобы все силы свои использовать в интересах победы. Итак, насколько диктовала совесть и политический разум, Государственная Дума лояльно обратилась к правительству и сказала, что нужно сделать. В ответ мы получили 3 сентября, которое почти совпало с знаменитым Свенцянским прорывом. Правительство даже в этот страшный момент нашло в себе мужество и смелость выбросить за борт тот могущественный фактор национального единения, каким была все это время Государственная Дума. И началось то, господа, что мы сейчас переживаем: страшное время. Я сейчас не буду спорить о том, кто прав, права ли власть, или прав народ и олицетворяющее его большинство Государственной Думы. История нас рассудит. Она скажет, кто из нас был прав, кто из нас заблуждался. Но, господа, вы должны согласиться, что такое время требует, чтобы ктонибудь действовал. Действовать идеально значит действовать совместно власти и общественным силам. Но в настоящее время не действует ни власть, ни общественные силы, и Россия переживает не состояние спокойствия, ведь спокойствие бывает и на кладбище, а состояние духовного паралича, духовной безнадежности, и перед вами, наблюдателями русской жизни, в этот страшный момент развернулась такая картина: одни страдают, а другие же перестали страдать и откровенно бросились на удовольствия; они затоптали свою совесть, махнули рукой и делают вид, что очень веселятся. Наиболее слабые элементы всегда так поступают: для того чтобы выносить страдания, нужно быть сильным, а слабый всегда спешит забыться. Вот вам картина России. Я утверждаю, что власть, которая в настоящее время чувствует себя твердой, никогда еще не была так парализована, ибо что такое твердая власть? Твердая власть должна на что-нибудь опираться. Правда, недавно в столице демонстрировали те общественные элементы, на которые опирается власть**. Но ведь, господа, если даже допустить самое невероятное, что вся истина есть политический разум, вся совесть страны заключается именно в этих кругах крайних правых, то ведь чувство элементарной логики заставляет все-таки в такие моменты опираться на всю страну. Власть, которая ни на кого не опирается, не может быть сильной, она парализована. Обратите внимание на циркуляры правительства и на телеграммы «старцев»***. Что же это такое? Разве это не ужас и не политическая абракадабра? И в такое время, когда мы должны быть особенно сильными и сплоченными, хорошо настроенными и верящими в себя, ибо только хорошее настроение и вера дает действенную силу и красоту души, в такой момент у нас происходит полный паралич всех крупнейших факторов государственной жизни, власти и общества. Общество заподазривают, парализуют и его, в сущности, не существует. Конечно, фактически оно существует и не провалилось сквозь землю, и не вознеслось на небо, но как оно существует? Оно раздражено, оно оскорблено, оно страдает, а главное - оно бездеятельно... В этом и ужас положения. В течение последних 4 лет мы видели 4 Министров Внутренних Дел; министры уйдут, а Россия останется как нечто перманентное, и политический разум народа говорит: нужно не министрам угождать, а Россию спасать и помогать ей. А помогать нельзя, так как самые обыкновенные деловые заседания запрещены. В этом параличе общественных сил и власти, считающей себя твердой, я и вижу весь ужас положения, ужас радующихся врагов и негодующих друзей России. И когда наш сочлен депутат и министр** говорит нам, что не нужно политики, мне кажется, что он шутит, но разве можно шутить в такое время и такими вещами?! Нас все время хотят уверить в том, что страна желает внести расстройство в великое дело нашей доблестной армии, но этому никто не поверит, так как ничего подобного не происходит. Вспомните 3 сентября, когда нас отсюда выбросили и когда потрясенные, но сохранившие спокойствие и самообладание, мы испытывали чувство ненужного оскорбления, нанесенного народному представительству за то, что оно старалось помочь стране и армии. Вспомните, как реагировало на это народное представительство? В спокойном самообладании некоторые хотели видеть признаки бессилия. Нет, г. Министр, народное представительство, памятуя о высоких интересах родины, считало долгом своим призвать народ к спокойствию. Когда ваш покорный слуга приехал в Москву, стояли трамваи. А потом они пошли и пошли потому, что левые депутаты и депутаты конституционно-демократической партии просили рабочих прекратить забастовку. Трамваи пошли, и Москва ожила. И вот эту Думу, Думу патриотического сознания, которая обратилась к народу с призывом к спокойствию - во имя высших интересов своей родины, стараются дискредитировать, и это делают умные люди. Ведь не могу же я допустить, что депутат и Министр внутренних дел ничего не понимает. Он имеет репутацию человека политически развитого, который хотя и сидел на крайних правых скамьях, но все же прошел парламентскую школу и великолепно ориентируется в наших настроениях. Неужели он не понимает, что Россия искренно хочет сражаться и защищать себя, искренно хочет организоваться? - И вот когда эти «умные люди» говорят нам: мы вас будем держать за горло, потому что вы хотите заниматься политикой, то действительно хочется закричать «караул», если бы не держали за горло. За 17 месяцев можно было бы убедиться в настроениях
страны. Правда, мы сказали, что для того, чтобы из этой страны создать нечто величественное и огромное, колоссальную силу интуиции, наступательного удара, вдохновения и душевной красоты, нужно призвать людей, которым верит страна. Но это долг нашей чести и совести продиктовал нам, и если бы мы не сказали Вам этого, мы были бы преступниками и имена наши были бы прокляты и трижды прокляты потомством. И вот, когда умные люди усматривают в этом признаки политиканства и когда для борьбы с этими настроениями созываются какие-то съезды с целью фальсифицировать общественное мнение страны; когда это делается накануне великой исторической развязки, то хочется крикнуть: остановитесь. Взгляните, какой тыл вы создали для нашей армии: приезжает офицер и с укором говорит: «что же, господа, война еще не кончена, а ведь у вас тут ничего не делается: сборов меньше, вы о нас забыли». И стыдно становится от этих слов. Стыдно, потому что убит дух. Дух - это основа всего. Сопоставьте прошлогодние сборы в пользу армии со сборами этого года, посмотрите на эту шатающуюся по увеселительным местам публику, на эту безответственную человеческую рвань, способную веселиться, когда отечество гибнет. Можно думать, что мы у ворот Берлина и что мы не потеряли наших лучших провинций. Угасив дух, вы создали беспечность, халатность, гниль и разложение. Я верю в величие и победы моей родины и не желаю быть дурным пророком ее, но, обращаясь к правительству, я требую, чтобы оно не угашало ее духа и не мешало ее борьбе. Я готов поклониться всякому, кто спасет родную страну, но я заявлю, что то состояние, в которое Вы ее привели, грозит нам страшными бедствиями, и если такое состояние продолжится, то оно просочится в армию. И кому это нужно? Только врагам, да тем, кто под покровом молчания пытается заключить сепаратный мир, предать Россию и предать ее на многие столетия.
...
Александров*: Я также хочу коснуться общих вопросов. Я нахожу, что настоящий момент в высокой степени тревожный. Тревожный потому, что {Голос: «громче».) - я постараюсь говорить громче, только, пожалуйста, меня не перебивать - позади нас уже есть исторический опыт. Война продолжалась 17 месяцев, и никаких секретов теперь для нас и все время переживающих эту историческую страду нет. Может быть, еще есть области государственной жизни, которые мы недостаточно знаем, но в общих чертах, в общих контурах нам все известно: и наше военно-стратегическое положение, и общественно-политическое. И все это внушает нам чувство тревоги, и этой тревогой проникнуты не только депутаты, но и вся страна, вся страна в буквальном смысле этого слова, так как в разрешение тех вопросов, которые в настоящее время поставлены историей, втянута мысль не только интеллигентных, культурных и полукультурных классов, но и мысли, и интересы народных масс. Достаточно поговорить с первым прохожим, с первым встречным, чтобы убедиться в том, что большие государственные вопросы перестали быть привилегией интеллигентных и культурных слоев, но что они в настоящее время интересуют самые широкие общественные слои. Таким образом, тревога, переживаемая нами, - это тревога всей страны, всей необъятной России, а эта тревога обязывает нас поставить некоторые вопросы руководителям нашей внутренней политики, ответствующим если не за то, что у нас происходит на стратегическом фронте, то, во всяком случае, - за внутреннее положение страны. Ни для кого уж не секрет, что мы стоим перед исторической развязкой, что это затишье на фронте знаменует и с нашей стороны, и со стороны наших врагов деятельную подготовку к будущему, и весьма возможно, что величайшие вопросы русской государственной, общественной народной жизни будут разрешены в течение грядущего лета. А это обязывает нас приготовиться к этому страшному моменту всеми силами, всей суммой нашего национального и государственного напряжения и сосредоточить около этого единую мысль и этого мирового стержня всю решительно сумму наших сил, настроений и волевых действий. Наши враги, зная нашу государственность, заранее торжествовали: они были убеждены, что как только немецкие корпуса обнажат свой меч, наш тыл расстроится, ибо та спайка государственная и общественная не была спайкой национально-культурной; она была спайкой полицейской, внешней и насильственной. И они были убеждены в том, что достаточно сильно ударить по этому старому историческому скелету, чтобы он рассыпался, а так как народ за это время, думали они, не успел еще создать ничего другого, то Россия дезорганизуется, и шествие германских корпусов будет победным. Они ошиблись, вы знаете, что они ошиблись. Теперь мы можем сказать с некоторой гордостью, что они ошиблись не потому, что наша государственность оказалась на высоте исторического положения, а потому, что, к счастью для России, наш народ, благодаря последнему десятилетию, а может быть и 50-летию, успел выработать другую скрепку - национальную и государственную, и сознание того, что в этот тяжкий момент родную страну нужно действительно защитить, забыв все... И вы знаете, что в течение долгого времени Россия представляла действительное единение и единение не за страх, а за совесть и в этом «за совесть» было истинное величие нашей родины. Ныли старые исторические раны, но боль была забыта во имя высочайших интересов родины. Никто из правительства того времени не может сказать, что нация и отдельные составные ее группы действовали недобросовестно, что они политиканствовали, что они ориентировались на войну искусственно, ибо тот исторический порыв чувств, свидетелями которого мы были, исключал всякую фальшь и всякую ложь. Нет, тут не было политиканства, а было огромное искреннее настроение. Но когда нация, Россия увидела и узнала то, что так тщательно скрывалось, когда начался этот страшный отход наших армий от Карпатских гор почти до линии Днепра, то Россия не могла не задуматься над тем, что происходит, и вы знаете, что она вторично употребила все свои силы, чтобы подпереть армию, и чтобы из всей слабой гражданственности и культуры экономической и технической выжать все, что может помочь армии в это исключительно страдное время. Начался второй подъем, летний, который окончился 3 сентября. Но тактика народа и его представителей не могла уже быть той тактикой, которая продолжалась до этого исторического момента. Сказать в это время nolli tangere figures mesa - «молчать безучастно смотреть» - было бы величайшим преступлением перед своей совестью и перед народом. И все наличные силы Государственной Думы, по крайней мере ее большинства, - не будем сейчас спорить о том, кто из нас заблуждался, а кто был прав, - сказали себе и вам: для того чтобы усилить наше военно-стратегическое положение, нужно сделать организационные усилия внутри самой страны, ибо мы ведем народную войну, и стратегии - это только наше лицо, это наши протянутые вперед руки; за армией стоит страна, и страна должна организоваться, чтобы все силы свои использовать в интересах победы. Итак, насколько диктовала совесть и политический разум, Государственная Дума лояльно обратилась к правительству и сказала, что нужно сделать. В ответ мы получили 3 сентября, которое почти совпало с знаменитым Свенцянским прорывом. Правительство даже в этот страшный момент нашло в себе мужество и смелость выбросить за борт тот могущественный фактор национального единения, каким была все это время Государственная Дума. И началось то, господа, что мы сейчас переживаем: страшное время. Я сейчас не буду спорить о том, кто прав, права ли власть, или прав народ и олицетворяющее его большинство Государственной Думы. История нас рассудит. Она скажет, кто из нас был прав, кто из нас заблуждался. Но, господа, вы должны согласиться, что такое время требует, чтобы ктонибудь действовал. Действовать идеально значит действовать совместно власти и общественным силам. Но в настоящее время не действует ни власть, ни общественные силы, и Россия переживает не состояние спокойствия, ведь спокойствие бывает и на кладбище, а состояние духовного паралича, духовной безнадежности, и перед вами, наблюдателями русской жизни, в этот страшный момент развернулась такая картина: одни страдают, а другие же перестали страдать и откровенно бросились на удовольствия; они затоптали свою совесть, махнули рукой и делают вид, что очень веселятся. Наиболее слабые элементы всегда так поступают: для того чтобы выносить страдания, нужно быть сильным, а слабый всегда спешит забыться. Вот вам картина России. Я утверждаю, что власть, которая в настоящее время чувствует себя твердой, никогда еще не была так парализована, ибо что такое твердая власть? Твердая власть должна на что-нибудь опираться. Правда, недавно в столице демонстрировали те общественные элементы, на которые опирается власть**. Но ведь, господа, если даже допустить самое невероятное, что вся истина есть политический разум, вся совесть страны заключается именно в этих кругах крайних правых, то ведь чувство элементарной логики заставляет все-таки в такие моменты опираться на всю страну. Власть, которая ни на кого не опирается, не может быть сильной, она парализована. Обратите внимание на циркуляры правительства и на телеграммы «старцев»***. Что же это такое? Разве это не ужас и не политическая абракадабра? И в такое время, когда мы должны быть особенно сильными и сплоченными, хорошо настроенными и верящими в себя, ибо только хорошее настроение и вера дает действенную силу и красоту души, в такой момент у нас происходит полный паралич всех крупнейших факторов государственной жизни, власти и общества. Общество заподазривают, парализуют и его, в сущности, не существует. Конечно, фактически оно существует и не провалилось сквозь землю, и не вознеслось на небо, но как оно существует? Оно раздражено, оно оскорблено, оно страдает, а главное - оно бездеятельно... В этом и ужас положения. В течение последних 4 лет мы видели 4 Министров Внутренних Дел; министры уйдут, а Россия останется как нечто перманентное, и политический разум народа говорит: нужно не министрам угождать, а Россию спасать и помогать ей. А помогать нельзя, так как самые обыкновенные деловые заседания запрещены. В этом параличе общественных сил и власти, считающей себя твердой, я и вижу весь ужас положения, ужас радующихся врагов и негодующих друзей России. И когда наш сочлен депутат и министр** говорит нам, что не нужно политики, мне кажется, что он шутит, но разве можно шутить в такое время и такими вещами?! Нас все время хотят уверить в том, что страна желает внести расстройство в великое дело нашей доблестной армии, но этому никто не поверит, так как ничего подобного не происходит. Вспомните 3 сентября, когда нас отсюда выбросили и когда потрясенные, но сохранившие спокойствие и самообладание, мы испытывали чувство ненужного оскорбления, нанесенного народному представительству за то, что оно старалось помочь стране и армии. Вспомните, как реагировало на это народное представительство? В спокойном самообладании некоторые хотели видеть признаки бессилия. Нет, г. Министр, народное представительство, памятуя о высоких интересах родины, считало долгом своим призвать народ к спокойствию. Когда ваш покорный слуга приехал в Москву, стояли трамваи. А потом они пошли и пошли потому, что левые депутаты и депутаты конституционно-демократической партии просили рабочих прекратить забастовку. Трамваи пошли, и Москва ожила. И вот эту Думу, Думу патриотического сознания, которая обратилась к народу с призывом к спокойствию - во имя высших интересов своей родины, стараются дискредитировать, и это делают умные люди. Ведь не могу же я допустить, что депутат и Министр внутренних дел ничего не понимает. Он имеет репутацию человека политически развитого, который хотя и сидел на крайних правых скамьях, но все же прошел парламентскую школу и великолепно ориентируется в наших настроениях. Неужели он не понимает, что Россия искренно хочет сражаться и защищать себя, искренно хочет организоваться? - И вот когда эти «умные люди» говорят нам: мы вас будем держать за горло, потому что вы хотите заниматься политикой, то действительно хочется закричать «караул», если бы не держали за горло. За 17 месяцев можно было бы убедиться в настроениях
страны. Правда, мы сказали, что для того, чтобы из этой страны создать нечто величественное и огромное, колоссальную силу интуиции, наступательного удара, вдохновения и душевной красоты, нужно призвать людей, которым верит страна. Но это долг нашей чести и совести продиктовал нам, и если бы мы не сказали Вам этого, мы были бы преступниками и имена наши были бы прокляты и трижды прокляты потомством. И вот, когда умные люди усматривают в этом признаки политиканства и когда для борьбы с этими настроениями созываются какие-то съезды с целью фальсифицировать общественное мнение страны; когда это делается накануне великой исторической развязки, то хочется крикнуть: остановитесь. Взгляните, какой тыл вы создали для нашей армии: приезжает офицер и с укором говорит: «что же, господа, война еще не кончена, а ведь у вас тут ничего не делается: сборов меньше, вы о нас забыли». И стыдно становится от этих слов. Стыдно, потому что убит дух. Дух - это основа всего. Сопоставьте прошлогодние сборы в пользу армии со сборами этого года, посмотрите на эту шатающуюся по увеселительным местам публику, на эту безответственную человеческую рвань, способную веселиться, когда отечество гибнет. Можно думать, что мы у ворот Берлина и что мы не потеряли наших лучших провинций. Угасив дух, вы создали беспечность, халатность, гниль и разложение. Я верю в величие и победы моей родины и не желаю быть дурным пророком ее, но, обращаясь к правительству, я требую, чтобы оно не угашало ее духа и не мешало ее борьбе. Я готов поклониться всякому, кто спасет родную страну, но я заявлю, что то состояние, в которое Вы ее привели, грозит нам страшными бедствиями, и если такое состояние продолжится, то оно просочится в армию. И кому это нужно? Только врагам, да тем, кто под покровом молчания пытается заключить сепаратный мир, предать Россию и предать ее на многие столетия.
...
(Государственная Дума. Созыв IV. Сессия 4-я. Доклады Бюджетной комиссии по рассмотрению проекта государственной росписи доходов и расходов на 1916 г. Приложения к стенографическим отчетам. Пг., 1916. Вып. I (№ 1-16). (Заседание № 5.) С. 15-19,23,41-43.)
*Александров Александр Михайлович (1868-1921) - адвокат, публицист, участник ряда громких политических процессов, член Государственной думы IV созыва (работал в комиссиях по направлению законодательных предположений, по военным и морским делам, по судебным реформам, бюджетной и некоторых др.). С начала войны и до мая 1915 г. заведовал 1-м и 2-м перевязочно-перевозочными отделами 9-й армии. Беспартийный, входил в состав Прогрессивного блока. В дни Февральской революции - член частного совещания членов Государственной думы. Сотрудничал с Временным правительством в качестве эксперта, комиссара (по обследованию Черноморского флота в марте 1917 г., затем Екатеринославской губернии). После Октябрьской революции работал в кадетских организациях на Юге России. В эмиграции жил в Германии.
no subject
**
Правда, недавно в столице демонстрировали те общественные элементы, на которые опирается власть**. Но ведь, господа, если даже допустить самое невероятное, что вся истина есть политический разум, вся совесть страны заключается именно в этих кругах крайних правых, то ведь чувство элементарной логики заставляет все-таки в такие моменты опираться на всю страну. Власть, которая ни на кого не опирается, не может быть сильной, она парализована. Обратите внимание на циркуляры правительства и на телеграммы «старцев»***.
Ага.
Первые известия о неудачах на фронте вызвали взрыв антинемецких настроений в Москве, которые в конце мая 1915 г. вылились в трехдневные погромы торговых и промышленных заведений, принадлежавших людям с немецкими фамилиями. Следует отметить серьезное отличие погромов 1915 г. от погромов 1905 г. Если в октябре 1905 г. все начиналось с патриотических манифестаций с царскими портретами, то спустя десять лет от монархических настроений не осталось следа. Заведующий дворцовой охраной А.И. Спиридович вспоминал: «В Петербург долетели слухи о том, что при погроме чернь бранила членов императорского дома. Бранили проезжавшую в карете великую княгиню Елизавету Федоровну. Кричали, что у нее в обители скрывается ее брат великий герцог Гессенский. Хотели громить ее обитель» [4, с.151].
..
В черносотенных кругах начала вызревать мысль о том, как бы отправить «божьего человека» на тот свет. Близкий к черносотенцам ялтинский градоначальник И.А. Думбадзе шифрованной телеграммой запрашивал разрешения утопить Г.Е. Распутина во время морской прогулки.
https://bookonlime.ru/lecture/3-chernosotency-v-period-fevralskoy-revolyucii-1917-g
no subject
О двух днях говения в Оптиной пустныни подробно написано в издании «Калужский церковно-общественный вестник» от 10 сентября 1915 г.:
«26 августа к половине поздней литургии в Введенский храм Оптиной пустыни изволила прибыть Ее Высочество Великая Княгиня Елисавета Феодоровна. После молебна Великая Княгиня приложилась к кресту и Владимирской иконе Божией Матери, а затем проследовала на могилки Оптинских старцев, где была отслужена панихида. В настоятельской келии Ее Высочество выразила желание причаститься Св. Христовых Таин на следующий день, т. е. 27 августа. Затем Ее Высочество изволила быть у иеромонаха Анатолия, а после сего отправиться на гостиницу, где для Нее были приготовлены покои. В 3 часа дня Великая Княгиня вторично была у иеромонаха Анатолия для исповеди. Когда началась вечерня (в 5 часов) Ее Высочество прибыла для слушания богослужения в соборный Введенский храм пустыни, а по окончании богослужения возвратилась в свои покои.
На следующий день, т. е. 27 августа, Великая Княгиня изволила быть на утренней, а затем в свое время (9 часов) за поздней литургией, которую служил настоятель пустыни, она причастилась Св. Христовых Таин. После литургии Ее Высочество изволила посетить настоятельские келии и откушать чай. Здесь присутствовали архимандрит Исаакий, игумения Ювеналия, казначей пустыни иеромонах Пантелеймон и иеромонах Анатолий. После чая Ее Высочество возвратилась в свои покои, а в 1 час дня посетила скит, где изволила быть в келиях скитоначальника игумена Феодосия и старца иеромонаха Нектария.
В 3 часа дня Великая Княгиня посетила лазарет пустыни для раненых воинов, а оттуда прибыла к 4 часам в больничный храм пустыни, где ввиду отбытия Ее Высочества из пустыни на вечернем поезде было отслужено, по желанию Ее, всенощное бдение и после оного молебен.
После молебна Великая Княгиня, осмотрев больницу пустыни, посетила иеромонаха Анатолия и затем возвратилась на гостиницу в свои покои, куда пришел проститься с Ее Высочеством и настоятель пустыни.
...
https://www.optina.ru/21_kn_elizaveta_feodorovna_v_optinoj/
. 7 мая 1918 года, на третий день после Пасхи, в день празднования Иверской иконы Божьей Матери, патриарх Тихон посетил Марфо-Мариинскую обитель милосердия и отслужил молебен. Через полчаса после отбытия патриарха Елизавета Фёдоровна была арестована чекистами и латышскими стрелками. Патриарх Тихон пытался добиться её освобождения, но тщетно — она была заключена под стражу и выслана из Москвы в Пермь.
В ночь на 18 июля 1918 года великая княгиня Елизавета Фёдоровна была убита: живой сброшена в Новую Селимскую шахту в 18 км от Алапаевска[22]. Шахту взорвали гранатами, завалили брёвнами и засыпали землёй. Вместе с ней в шахте погибли:
великий князь Сергей Михайлович;
князь Иоанн Константинович;
князь Константин Константинович (младший);
князь Игорь Константинович;
князь Владимир Павлович Палей;
Фёдор Семёнович Ремез, управляющий делами великого князя Сергея Михайловича;
сестра Марфо-Мариинской обители Варвара (Яковлева).
Все они, кроме застреленного великого князя Сергея Михайловича, были сброшены в шахту живыми.